Зеленоглазая гадюка едет в Хогвартс - Страница 54

– Да так…

«И нечего ему там делать. Никому не покажу!»

***

– Почему вы такие молодые? – спросила Эри с любопытством. Она уже поняла, что может прекрасно общаться с родителями, а не просто смотреть на них. Пусть они не могли ответить словами, но их жесты и поведение были прозрачны, как стекло. – Неужели ТАМ не стареют?

Взрослые недоуменно переглянулись, потом Джеймс Поттер дотронулся до своего лица – и оно изменилось. Эри вскочила, глядя на него с восхищением.

В тридцать один год ее отец был еще лучше, чем в двадцать. Он стал шире в плечах, лицо – более жесткое, ему очень шла легкая небритость. И очки стали другими – каплевидные, без оправы, они делали его лицо немного хищным.

– Какой ты красивый, папа! – Эри подпрыгнула на месте, как маленькая. Смутно удивилась в глубине души – что с ней, почему она так себя ведет? – а потом рефлексия отключилась, она не хотела больше думать – ни о чем, никогда. Только смотреть на них, только говорить с ними. – А ты, мам?

Лили выглядела раздосадованной. Наконец она тоже дотронулась до своих щек, и тут же, наколдовав зеркальце, стала вглядываться в него. Она изменилась меньше – чуть похудело лицо, чуть шире стала в талии, пара морщинок возле глаз. Но смотрела на себя с искренним ужасом. Джеймс переглянулся с дочерью, обнял жену за плечи, поцеловал в висок. Женщина продолжала смотреть в зеркальце с таким отвращением, будто это ящик с флоббер-червями.

– Ты и так красавица, мам! – уверила ее Эри. Джеймс кивнул, продолжая прижимать Лили к себе.

Девочка вдруг представила, как это могло бы быть. Ее красивая мама, ее чудесный отец, как они живут вместе, как родители – им так кажется – стареют, а на взгляд Эри – становятся все красивее. Как мама переживает из-за морщинок и ее, Гарриет, неприятностей в школе. А папа ее утешает…

Это было слишком больно, поэтому она быстро сказала, стараясь не думать об этом:

– А я вот такая страшила!

(Не то чтобы это ее сильно волновало раньше. Ну, если только немножко. У нее куча других достоинств. Она умная, сильная, в людях разбирается – вон как с Роном удачно вышло, и с остальными тоже. И вообще, красота нужна только таким щебечущим идиоткам, как Браун и Патил. Конечно, это полная ерунда. Но маме с папой можно сказать, что это ее… ну… чуть-чуть беспокоит).

Лили отвлеклась от изучения своей внешности, возмущенно округлила глаза. Джеймс недоуменно поднял брови.

– Нет, я знаю, глаза у меня красивые, и улыбка, все говорят, я из-за этого с первого сентября только и делаю, что улыбаюсь, как дурочка… Но все остальное...

Папа жестами показал: «Ты еще маленькая, скоро все изменится». Мама достала откуда-то из воздуха большую коробку в гриффиндорских цветах – красный бархат, золотые ручки. Торжественно положила перед собой, поманила Эри – девочка прижалась носом к стеклу. Театральным жестом Лили открыла коробку – Джеймс с преувеличенно испуганным видом отскочил, замахал руками. Эри засмеялась:

– Ой, мам, это даже больше, чем я у Браун в тумбочке видела! Хорошо, когда вырасту, буду иметь в виду. Но сейчас-то зачем?

Лили дематериализовала косметику, снова подошла к зеркалу. Опять Эри смотрела в зеленые, так похожие на ее собственные глаза, опять прижимала ладони к стеклу… Больно и сладко. Сладости больше.

«Завтра я снова приду, мамочка, папочка».

***

– Рон, я все-таки решила с тобой поделиться…

Они вдвоем топали под мантией-невидимкой. Эри была настолько переполнена счастьем, что решила показать Рону свою семью. Ей хотелось кричать об этом с Астрономической башни, но она понимала, что за одно хождение по ночам и баллы снимут, и отработки назначат… Только-только у Снейпа закончились. (Хотя наказан был один Невилл, остальные члены квартета ходили в подземелья как на вахту, раз в три дня). Компромиссом стало – поделиться с другом.

– …Ты их видишь? – спросила Поттер жадно. У Рона не было любимых ТАМ, за краем, поэтому она ожидала, что он будет видеть то же, что и она.

– Нет, я один, – удивленно сказал Рон. – Ух ты! Я тут старше, и я первый ученик! И у меня значок старосты. И квиддичный кубок в руках!

– Какой еще кубок? – нетерпеливо спросила Эри. – Это же мир мертвых, он должен был показать тебе либо моих родителей, либо кого-то из твоих близких, кто умер.

Рон ее не слушал:

– А теперь мама с папой! Они меня обнимают… они никогда на меня так не смотрели.

– Они ведь живы, – встревожилась Эри. Рон, очарованный, не обращал внимания на ее слова:

– О! А теперь мы с тобой играем в шахматы. И ты… – Он неожиданно оторвался от невидимого зрелища, посмотрел на Эри. Снова перевел взгляд в зазеркалье, потом на подругу. Потряс головой:

– Эри. Во-первых, эта штука показывает не мир мертвых. Я живой, и Дамблдор тоже – он мне тут руку пожимает, и мои мама с папой живы. И еще, эта штука… она врет.

– Почему?! – возмутилась девочка. – С чего ты взял?

– Я еще могу поверить, что стану первым учеником, хотя мне надо будет для этого учиться – как тебе и Грейнджер, вместе взятым. Квиддич тоже – я буду пробоваться в команду, и мы можем выиграть Кубок. Но я никогда не поверю, что когда я тебе ставлю мат, ты будешь пялиться на меня с таким восхищением!

– О чем ты? – Эри уже ничего не понимала.

– Эр. Я серьезно. Эта штука злая. Она врет. Она показывает неправду. Какими словами тебе еще сказать, чтоб ты поняла?

Девочка покосилась в зеркало – там уже проявились смутные, туманные фигуры родителей. Они ждали ее.

«Так, проводить этого идиота домой, под мантией-невидимкой, и обратно. Только надо, чтобы он поверил».